Дадим слово самому художнику, который рассказывает историю создания работы:
«Художественный образ в душе живописца формируется непонятно и тайно. Время прорастания его семян уловить невозможно. Но когда цветные таёжные сны стали приносить шум и беспокойство горныхкедров, я понял, что пришло время создания новой картины — о чём-то важном, о том, что навевают мне эти поющие деревья.
Лет десять, наряду с другими натурными работами, я рисовал кедры. Компоновать картину я не рисковал, боялся разочарования, которому был подвержен по нестойкости характера.
Нужда и постоянная готовность к выживанию — нет лучше состояния для формирования характера, целеустремлённости и чувства уверенности.
Мастерской тогда у меня не было. В квартире я занял под мастерскую меньшую комнату из двух. Стена позволяла поставить большой холст более двух метров — такой размер картины почему-то сложился в моём подсознании. Только на большом холсте я был готов начать длительную борьбу за образ горных кедров, маячивший где-то за подсознаниемв виде нечётких по форме цветовых пятен, не принявших ещё контуры будущих героев картины. Заготовленные рисунки и этюды выступали как правдивое следование за натурой, но оказалось, что душа требовала драмы, остроты сюжета.
В моём представлении кедры должны были гудеть на холодном ветру, я стал слышать далёкое эхо «Богатырской симфонии» или маршаЧерномора. Настал день, когда я привёз большой подрамник, прикрепилхолст и вступил в единоборство с огромной темой, хотя и не был готов, как мне казалось, к этой борьбе. Я тогда не знал, какое значениедля моего духовного состояния имеет музыка. «Болеро» Мориса Равеля помогло мне обрести решительность, и я взялся за рисовальный уголь. Музыка была написана для танца Анны Павловой, но я поверил, что мне откликнулась родная душа из далёкого прошлого.
Все сибирские художники в разное время рисовали кедры в Саянах и на Алтае, но мне казалось, что мои старшие коллеги не до концаоценили значение кедра в сибирском гербе. В картине Григория Гуркина"Хан Алтай" есть очень величественный кедр, но он ведёт в картине не заглавную партию.
Рисунок в натуральную величину картины я создавал «от себя», то есть от сердца, от суммы зрительных впечатлений, что навеяли встречи с Деревом.
Всё, что было во мне — понимание характера кедра, решительность состояния — сейчас или никогда! — чувство первопроходца этой темы, всё это заставляло уверенно продолжать работу.
Когда движения стволов, ритмы могучих ветвей во взаимоотношениях начали мне приносить радость открытия, я оставлял работу и уходилв горы на натуру, искать в природе подтверждение тому, что я нашёл, чему я дал движение жизни".
Более подробно история изложена в автобиографической книге Тойво Ряннель «Незваный гость». Глава 41 «Биография одной картины».

И художник пришел. И создал свою самую знаменитую картину, ставшую символом времени и воплощением наиболее ярких достижений сибирского пейзажа. В монументальном полотне «Горные кедры» гармонично соединились требования эпохи и внутренний романтизм самого художника.
Как родился замысел картины? В мемуарной книге «Незваный гость» Тойво Ряннель вспоминает: «Работая в геодезических экспедициях на плоскогорьях Восточной Сибири, я сильно подружился с кедром — это дерево забирается на высокие горные перевалы, к снежникам и ледникам, где рождаются реки».
Постепенно, в течение нескольких лет, в художнике зрело желание написать пейзаж о горных кедрах, выстоявших в борьбе за существование. Самые выразительные кедры он обнаружил на перевалах Западных Саян — на перевале Амбук и у истоков Оленьей речки и Большой Ои. Долго искал композицию, формат холста, цветовые аккорды, оптимальную меру условности в изображении.
И вот в 1959 году работа была завершена. Незадолго до этого мастерскую художника посетила группа московских писателей, в том числе и Юрий Казаков, на которого «Горные кедры» произвели огромное впечатление. «Я присутствовал при рождении великой картины», — писал он позднее. Высоко оценили работу и такие друзья, как художник Рудольф Руйга («Аж завидки берут») и столбист-педагог Иван Беляк («Ты даже не понимаешь, что ты сделал!»). Но особенно окрылил художника успех картины на состоявшейся вскоре персональной выставке. Зрители толпились возле холста, громко выражали свое восхищение.
Отзывы есть?
Были, конечно, и недоброжелатели, и завистники (в основном среди братьев по цеху). Судьба картины складывалась непросто.
Не сразу попала она и в Москву, на республиканскую выставку.
Но справедливость восторжествовала, и «Кедры» покорили не только столицу, но и еще десять городов России.
Частые переезды не лучшим образом сказались на качестве холста. Картина много путешествовала, свернутая на барабане, несколько раз натягивалась на подрамник, появились многочисленные трещины и осыпи красочного слоя. И вот, к сожалению, выросло уже целое поколение сибиряков, не видевших этой работы.
Как верно заметил сам Тойво Васильевич, «картины мертвы, если они не живут в сознании народа».
ЦЕЛИТЕЛЬ ЖИВОПИСИ
— Главный принцип моей работы — не навредить, — подчеркнул в беседе со мной художник-реставратор Дмитрий Ильин, когда я пришел в его небольшую мастерскую, расположенную в подвале художественного музея.
— Этот принцип наименьшего вмешательства не случайно совпадает с известным кредо врачей — ведь и сама работа реставратора отличается хирургической, скрупулезной тщательностью и кропотливостью. Работа неброская, почти незаметная, лишенная внешних эффектов. А еще она, эта работа, требует тонкого художественного чутья и вкуса.
Мастер молод, но опытен. За его плечами — Чебоксарское художественное училище, почти десять лет работы в художественном музее, учеба в Московском институте повышения квалификации работников искусства и культуры, стажировка в производственных мастерских «Росреставрации» под началом прекрасного мастера-реставратора и искусствоведа Владимира Сарабьянова. Первой реставраторской работой Дмитрия Ильина стала икона ХIХ века «Усекновение главы» — сейчас она находится в экспозиции художественного музея. В дальнейшем он реставрировал как иконы, так и картины разных художников. В начале этого года вернул к жизни «Рождение Енисея» Ряннеля, а сейчас вовсю работает над «Горными кедрами».
— Моя работа, — говорит Дмитрий Геннадьевич, — заключается в том, чтобы подклеить, закрепить отстающие от грунта кусочки авторской живописи. Это называется консервацией. Есть, к сожалению, и совсем пропавшие кусочки. В перспективе в замене нуждаются и ветхий холст, и подрамник, так что мне еще предстоит вернуться к работе над этой картиной. Но пока, ввиду слабой связи грунта и красочного слоя, перетяжка картины без нанесения ей новых повреждений невозможна.
— Кто же виноват в том, что картина оказалась в столь плачевном состоянии? Правду ли говорят: «Что в музей попало, то пропало»?
— Это наша беда, а не наша вина. Оба хранилища нашего музея находятся в жилых зданиях, чего быть не должно. Там нередко случаются затопления, невозможно соблюдать режим влажности, температуры. Мы живем как на мине замедленного действия. В любой момент может случиться авария. Например, весной этого года произошел прорыв канализации, хранилища были залиты нечистотами. Пришлось вытаскивать картины из дерьма! И в таком же положении находится большинство провинциальных музеев. А ведь хранилища должны располагаться в отдельных помещениях, где бы не было перепадов температуры и влажности, где должно быть специальное оборудование, стеллажи, большее количество персонала. Ничего же этого нет, и я удивляюсь, как мы еще ухитряемся в таких условиях многое сохранять.
— И все же есть немало картин, куда более старших по возрасту, чем «Горные кедры», — и они сохранились… В чем причина раннего обветшания именно этого полотна?
— Картина начала разрушаться уже вскоре после написания ее автором, скорее всего, при перетяжках. Видите, сколько на ней заклеек, трещин и царапин! Главная же причина в том, что картина писалась не на эмульсионном, а на фабрично-масляном грунте. Когда такой грунт высыхает, он становится непроницаемым, масло не может в него впитаться и не происходит монолитного сцепления. Правда, были художники (Айвазовский, к примеру), которые писали на таком же грунте, но у них была тонкая живопись, которая легче сохраняется. А у Ряннеля живопись густая, пастозная — и поэтому сохраняется хуже. Особенно это касается переднего плана картины, где преобладают крупные мазки. Можно с уверенностью предполагать, что картина писалась не за раз, она переписывалась, художник ее улучшал, совершенствовал, добивался наиболее выразительного образа. Видна сложная фактура, богатство мазков, некоторая даже импрессионистичность, что для того времени, согласитесь, было творческой смелостью.
— Эта импрессионистичность особенно ярко и вольно расцвела у Ряннеля в последние годы, в чем можно будет наглядно убедиться в октябре, на его юбилейной выставке… Успеете ли вы закончить реставрацию «Горных кедров» к этому сроку?
— Думаю, к концу сентября работа будет завершена. После того как все отстающие участки будут приклеены рыбьим клеем, останется смыть клей, очистить и покрыть картину лаком, после чего провести тонировку краской. Тонировка — это тонкое, бережное и точное возмещение утрат красочного слоя. Повторяю, главное — не навредить, не нарушить авторский замысел…
Вернувшись домой после этой встречи, я еще раз перелистал мемуары Тойво Ряннеля — и нашел там написанные более сорока лет назад стихи Казимира Лисовского, посвященные легендарной картине:
Насквозь исхлестанные ветром,
Косыми прутьями дождя,
Стоят величественно кедры,
Корнями в скалы уходя.
Стоят на горном перевале,
Стоят, всем вьюгам вопреки,
Стоят — и их ничто не свалит,
На то они — сибиряки!..

Но за всем этим многолетним самоотверженным трудом картина, написанная 37-летним художником, не только не забывается, но, наверное, приобретает всё большее значение. Сейчас, когда ушло время монументального эпического искусства, когда традиции сибирского пейзажа уже во многом утрачены, растворены в обилии и многообразии новых тенденций, приёмов, новой психологии художников, это полотно становится не только символом суровой и непокорной Сибири, каким оно воспринималось пятьдесят лет назад, его значимость вырастает до символа реалистического сибирского искусства, так ярко блиставшего в те годы.
1950-е годы стали временем освоения Сибири. ГЭС на Ангаре, знакомство с северными немереными просторами, великие стройки Красноярского края открыли для всей страны мужество, непоколебимую волюк жизни, суровую мощь Сибири. Казалось бы, для воплощения этих качеств необходимо создавать монументальные полотна, запечатлевшие силу духа сибиряков, пейзажный жанр не способен раскрыть подобные качества. Но именно пейзажное полотно Тойво Ряннеля «Горные кедры» на десятилетия стало воплощением подлинной несгибаемой стойкости и силы духа, заложенных в сибирском характере.
Материал для создания задуманного полотна художнику не надо было искать и сочинять. Образы для своего замысла автор почерпнул в неповторимой красоте Саянских хребтов, причудливой цепью окружающих Красноярский край с юго-востока. Саяны — величественная горная страна— всегда привлекали художников.
Ряннель хотел не просто раскрыть красоту безграничных таёжных далей и горных распадков, он мечтал о создании полотен, обобщающих вольнолюбивый характер сибирской природы. Для этого художник сам не раз прошёл саянскими тропами, он хорошо узнал эти края. Особенно незабываемым было первое знакомство с Саянами, о котором художник вспоминает: «В Саяны попал в 1949 году с тувинским художникомВ.Ф. Дёминым. Сходили с ним на Ергаки, и я был сражён. Не новичокя в тайге, годы в ней прожил, но то, что увидел, было невероятным: вековые кедры, борющиеся с высотой, с бурями, буйная растительностьпо нижним склонам гор. Каменный город, Оленья речка, Араданское озеро и, конечно, Ергаки. С начала пятидесятых годов хожу туда ежегодно:с коллегами из Красноярска, Абакана, с художниками Тувы и гостями. Хожу туда зимой и летом, весной и осенью. Во все времена дивны Саяны, но, может быть, лучше всего они самой ранней весной, в марте-апреле: снег чистый, света обилие, горы будто омыты набело, и уже работать можно без рукавиц — тепло, пурга метёт, а всё равно тепло. С тех пор Саяны стали для нас своеобразной творческой дачей, нашей художественной академией».
В Саянах нашёл художник воплощение того замысла, что жил в сердцес юности — рассказать о непокорной силе сибирской природы. «Я начал находить в силуэтах и контурах кедров те ритмы, что вызывали во мне подъём чувств, которые стали мне казаться составными символа мужества, сформулированными самой природой». Художник нашёл своё прочтение этого величественного края. Именно здесь были задуманы эпические полотна, создающие образы величественного духа, мощи самой земли, первым и самым значительным из которых стало полотно «Горные кедры». Могучие деревья на вершине скалы с обломанными ветвями, упрямо подставившие мощные стволы холодным ветрам, цепляющиеся корнями за скальную породу, сильные, непобеждённые, гордые, воспринимались современниками символом непокорной и вольной Сибири.
Формат полотна — почти квадрат, позволяющий видеть всё величиемощных кедров, занимающих основное пространство холста. Гамма, характерная для традиций красноярского пейзажа, плотная, но неяркая, богато нюансированная. Преобладают разнообразные оттенки зелёного, земляных цветов, коричневых, голубых, серо-фиолетовых. Плотность цветового решения, устойчивая композиция с горизонтальным передним планом скалы, за которую упрямо и твёрдо держатся кедры, создают цельное впечатление необычайной богатырской силы могучих деревьев, их гордого несломленного духа.
Ряннель навсегда остаётся для нас автором «Горных кедров», полотна, навсегда запечатлевшего силу и мужество Сибири, ставшего значительным вкладом в российское искусство середины ХХ века.
Татьяна ЛОМАНОВА, кандидат искусствоведения, заслуженный работник культуры РФ

Сам Тойво Ряннель так говорил о своей картине : «40 лет мне снились кедры, под которыми часто приходилось ночевать во время экспедиций. И когда я написал картину «Горные кедры», она неожиданно приобрела самую большую славу не только в России, но и за границей».
Выставка приурочена к пятидесятилетию создания картины "Горные кедры".

Народный художник России Тойво Васильевич Ряннель, академик старейшей в России Академии наук и искусств, основанной еще Петром I в 1724 и возрожденной в 1992 году, уже несколько лет живет на исторической родине — в Финляндии, но до сих пор влюблен в сибирскую природу. Ко многим здешним местам он прикипел душой (Саяны, Енисейский Север, заповедник "Столбы"). Фактически каждый год он приезжает в Красноярск, чтобы отметить с друзьями свой день рождения, и всегда стремится выделить несколько дней для написания этюдов с натуры. Многие годы Тойво Васильевич воплощал свое восхищение первозданной мощью и красотой сибирской природы в ярких полотнах и акварелях, но не только этим прельщается художник, он стремится выявить и показать прекрасное в самом, казалось бы, обычном состоянии окружающего мира

В 2007 году издательство «Растр» выпустило художественный альбом, полностью посвященный картине. На сайте электронной библиотеки «Альдебаран» доступен просмотр альбома онлайн.

«Горные кедры» - одно из лучших его произведений. Три могучих кедра, полуистерзанные ветрами и прочно вцепившиеся в каменистый грунт, вызывают ассоциации с богатырской мощью сибирской природы, со стойкостью людей, которые не страшатся трудностей. Эти ассоциации не случайны, к ним подводит зрителей весь образный строй картины. Плотность цветового решения, устойчивая композиция с горизонтальным передним планом скалы, за которую упрямо и твердо держатся кедры, создают цельное впечатление богатырской силы могучих деревьев, их гордого

Работы Т. Ряннеля говорят о том, что он художник большой души и яркого темперамента, художник-лирик, жизненный кругозор которого широк и ясен.
Он видит мир глазами патриота, гражданина, участника величественного народного созидания. Правдивое изображение жизни является целью и смыслом его искусства.
Произведения Т. Ряннеля открывают нам новый мир образов, красок, пространственных масштабов. Они передают величавость процессов, которые происходят ныне на сибирской земле.