Сверкнула пламенем жар-птица
Сверкнула пламенем жар-птица, Как призрак счастья впереди, Чтобы мгновенно раствориться, Оставив боль в моей груди.

Мне в путь дорогу утром рано По перламутру белых рос,
На зов мечты за синь-туманом Искать волшебное перо...

Так пожелай мне, мать, удачи, Слезой мой путь благослови! Душа моя стыдливо плачет
И просит клятвы на крови...


Кировск, 1939
Наперерез хребтам

Мой путь — наперерез хребтам И азимут — восток.

По скользким черным валунам Я перешел поток.


Затес я сделал на сосне И сушняка собрал,

И спички в кожаном чехле К затесу привязал.


Через тайгу лежит мой путь По осыпям крутым…

И кто-нибудь когда-нибудь Пройдет путем моим!


1946

Снова весна

Есть у меня хороший друг. Я с ним уходил в тайгу,

Когда журавли опускались на луг К палатке на берегу,

Когда жарками зажглась весна, И душной смолью запахла сосна.


Снова весна… И на север идет

Белый, как утро, большой пароход. И я уезжаю к приискам золотым,

К таежным становьям простым, Где в шиверах, разбегаясь, кипит, Тайгу оглашая, суровый Пит,

Где над горами встает великан - Синий горбатый Полкан.


Там у меня хороший друг. Я знаю: меня он ждет -

Чинит снасти и смолит струг,


Готовясь со мной в поход.

Меня, как брата, примером и словом

Учил он секретам лесным, промысловым. И знания, и хлеб делил я с ним,

И хвойных ночлегов дым.

Далеким прибоем шумит тайга, Узкой тропою бредет кабарга.

И друг меня ждет, встречая восход. И знает, что где-то спешит пароход.


1946

Баллада о соли

Опять собираю, как прежде, в рюкзак Дневник, молоток, буссоль,

Патроны, консервы, спички, табак, Сухари и соль.

В дальний путь – на поиски руд

Незаменимое только берут.

Буссоль – для маршрутов, патроны – для дичи,


Табак – не мной придуман обычай – Рассеивать скуку и комаров

В вечернем безделии возле костров. Если в работе пока неполадки:

Россыпь не найдена, жила не вскрыта, Солью посыплю траву у палатки

И стану верить в удачу открыто.

По стародавним преданьям Востока Счастье приходит на соль, как сохатый. Солью посыплю песок у порога – Россыпью пусть обернется богатой!

Но завтра с зарею отправлюсь я снова По падям пихтовым и сопкам сосновым. И снова,

И снова – до сотого пота,

Чтоб солью на счастье пропахла работа. И будет удача наградой за труд:

Жизненной правдой преданья живут!


1946

Синева, упавшая на листья
Валентине Чешегоровой

Синева, упавшая на листья, И роса на каменной тропе –

Все вокруг неотразимой мыслью Тайно посвящается тебе.

И тебе, единственной навеки, Подарил бы горы, синеву

И назвал бы россыпи и реки Нежным словом, как тебя зову.


1946

Амулет
Н. Фотеевой

Я обещал убить медведя,

Когда прощались мы весной, И вот теперь я шел по следу В зеленой замети лесной.

Зверь уходил, меня не видя, Почуяв папиросы дым,


И словно выместить обиду Упорно я шагал за ним!

Веками предок отдаленный Проснулся вдруг во мне теперь, Зверь уходил, кружа по склону, И я за ним спешил, как зверь.

Он у ручья свернул в трущобу, Где пахнет пихтой и темно,

И встал оттуда крутолобый

На задних лапах предо мной! Я не хотел подобной встречи, Но и не мог ступить назад, Хоть было что-то человечье

В его испуганных глазах…

И сам собою грянул выстрел, И эхо ахнуло в бору,

И в страхе заметались искры И быстро гасли на ветру.

Зверь затихал, и понемногу Пришло спокойствие ко мне, И я потрогал черный коготь И темно-бурый теплый мех.


Зачем я обещал такое,

С тобой прощаясь по весне? Любовь твоя не успокоит Тревог, сгустившихся во мне! Зачем патрон не дал осечки И бес заряд не поменял?

И будет взгляд медведя вечно В тайге преследовать меня…

Как амулет медвежий коготь При встрече подарю тебе

И с ним - неясные тревоги По неустроенной судьбе.

И будет за любовь расплатой В душе моей медведя след - В порыве верности когда-то Добытый кровью амулет.


1946

У больших, побитых ветром сосен

У больших, побитых ветром сосен, Где во мху когтистые следы, Повстречал я девочку раскосую Необычайной дикой красоты.


И она не вздрогнула при встрече, Не пошла с оглядкою назад.

Золотисто-тёмные, как вечер, Стыли изумлённые глаза.


Полыхнул в душе горячий ветер, Разлетелись нужные слова, Тоненькую руку в знак привета, Растерявшись, я поцеловал.


Знал я, где пугливый лось пасётся, Где таймени рыскают в реке,

Но не знал я, как любовь зовётся На её мудрёном языке.


Лето шло шиповниковым цветом, Подрастали быстро глухари,

Но она всё медлила с ответом И смотрелась в зеркало зари.


Я читал ей Пушкина и Блока -

Всё, что знал и помнил наизусть, Но росла в глазах её глубоких,

Как туман, безвыходная грусть.



Укрепила в поясе патроны, На плечо закинула ружьё,

И ушла тропинкою неторной

В царство лиственничное своё.



Где теперь аргиш её кочует, Как идут таёжные дела,

Помнит ли любовь над Кочечумом Девочка из племени Орла?


Вангаш-Вельмо, 1945

Муравей

В сумятице сосновых игол, Сухой листвы и блеклых трав, Он шишку высохшую двигал, Начав свой труд ещё с утра.


Я вечером пришёл к палатке, Усталый, бурелом кляня,

А муравей всё с той же хваткой Работал, как в начале дня.


Так каждый день в труде упорном, Не зная радости конца,

Он собирал хвою и корни На свод высокого дворца.


Какой мечтой, какою верой Владел трудяга муравей?

Невольно стал он мне примером И болью совести моей…


1945, Южно-Енисейск

Август на Подкаменной

Небосвод по-августовски синий И цветы по-летнему звенят,

Но уже бездомный лист осины Обгоняет на реке меня.


Не спеши, мой маленький отшельник, Грустный вестник осени седой -

Еще порхает летнее веселье Над светлыми лесами и водой!


Ты рано оторвался, желто-красный, От той печальной розовой среды, Где осень своевременно и властно Пургой заносит летние цветы.


Спасибо за нежданное свидание, Оторванный осиновый листок,

И легкое твое напоминание,

Что тесен мир и каждый одинок!


1960

Плач невесты зверолова

Нелюдимый мой, окаянный, Где ты маешься, что творишь? Спиртом греешься в Угаяне,

У костра ли в тайге горишь?


Заблудился за Чулаканом -

В листвягах твой след простыл? Амиканом-медведем ранен?

Охмелевший, меня забыл?


Мало дней на любовь-свидание Нам отпущено лихой судьбой! Одни страдания-ожидания

Лишь отмерены нам с тобой.


Нету сил за тобой мотаться На бесконечной твоей тропе. Мне ночами стало казаться, Что лечу я птицей к тебе.


Не могу себя больше мучить!

Как услышишь - кричат журавли - Это я зову тебя в тучах,

Ты не птицу - меня застрели!


1960

Ночь под кедром

Лунный свет едва струится Сквозь кедровые сплетенья, Что-то мне никак не спится В непонятности смятенья...


Видно, зверь ночной тревожит Потайным колючим взглядом, Но и он заснуть не может,

Чуя человека рядом.


Так и будем до рассвета, Братья по тайге зеленой, Без привета, без ответа

На холодном горном склоне...


Относительное счастье, Что не надо нареченным

Нам, непонятым, встречаться На тропе в опасной зоне!


Саяны, 1960

Гроза

Какой-то миг тому назад В полнеба туча розовела, И тут же грянула гроза

В свирепости осатанелой.


Потоки ветра и воды Сдавили грудь, глаза слепили И, как предчувствие беды,

Владели непонятной силой...


И где же ты, в каких краях Грозу свою пережидаешь? Или с тревогою в глазах

Меня с цветами ожидаешь?


И как внезапная любовь Дождя давящие потоки Несут, влекут тебя с собой,

Цветок мой, сорванный до срока...


К какому берегу любовь Твою прибьют гроза и ветер? Не объясниться нам с тобой На разделенном этом свете...


Ванта, 1996

Необъяснимый, как желание

Необъяснимый, как желание,

Как ясным днем весенний гром, Пронесся серебристый лайнер, Растаяв в небе голубом.

Куда спешил, в какие дали,

В какой незримый край земли, Где наше сбудется свиданье От милой родины вдали?


1995

Вечер на Бирюсе
Виктору Астафьеву

Вечерний снег в горах осенних, Сгущается в заре накал,

И нежно-бархатные тени Рисуются на крышах скал.


И отражают эти скалы, И посылают в душу мне

Печальный всхлип трубы марала На светлой горной вышине.


И, принимая этот вызов, В марала превращаюсь я,

И звуком на полтона выше Играю на стволах ружья.


И мой соперник златорогий Летит на тот обманный зов,

Чтоб ткнуться мордой в звук жестокий Разящих молнией стволов.


И покачнется праздник этот, Заря на землю упадет.

На зов любви тайга ответит Зарей кровавой через год…


Но будет все сейчас иначе. Мои желания просты:

Да пусть продлится жизни праздник По всем законам красоты.


Салютом грянет в небо выстрел, И радостно вздохнет тайга,

Когда сверкнут в побеге быстром Зарю несущие рога.


2000

Пора листопада

Пора листопада тревожит леса

И в душу врывается ветер постылый, Ночами тревожно трубят в небесах Пролетные птицы над родиной милой.


Ужели оттуда видней журавлям

И судьбы людей, и земные дороги;

И кажется мне, что по русским полям Гудят поезда в журавлиной тревоге.


Что же случилось, что же не так,

Коль в собственном поле могли заблудиться? И где же тот первый ошибочный шаг,

Точнее, коварный, обманчивый шаг, Не скажет небесная мудрая птица!


И снова пора обновляться лесам,

По вечным орбитам кружиться светилам, И снова и снова лететь журавлям -

Трубить о тревоге над родиной милой.


1994

Весенние стихи об осени

Высоко в небе над землей, По ветровым владеньям Бога Весенним стаям журавлей

Сигналят звездные дороги.


Мне непонятен их язык,

Мне недоступна мудрость птичья… Я человек, и я привык

Свое придумывать величье.


Но знаю я, что не понять

Мне всю безбрежность мирозданья, И потому зову опять

Земные, близкие познанья.


Я загляну в соседний дом

На летний праздник всепрощенья, Где лось с медведем за столом,

И две лисицы с журавлем Для всех готовят угощенье…


И на веселом том пиру,

Где мир и дружба торжествуют, Я передам поднятых рук

Почетный знак на мировую…


Но этот праздник пролетит, И злое, пасмурное завтра Раздует у меня в груди

Огонь кровавого азарта.


И волк рванется от меня,

Как заяц при случайной встрече, И не захочет он принять

Ни слов, ни дружбы человечьей…


И ветер с тундровых полей Потянет холодом и вьюгой, Косые клинья журавлей Поспешно устремятся к югу…


Придет без солнца серый день, И спрячутся по норам звери,


Один лишь старый друг олень В моей останется пещере.


Нам будет сниться небосвод

С туманной радугой весенней, Когда торжественно придет

Желанный праздник Всепрощенья!


1997

Месть богов в снегах Хан-Тенгри

Где скал зубчатые вершины Незримо к небу приросли, Там на оттенках нежной сини Восхода розовый разлив.


Художник я, с богами вровень, И здесь, над горной высотой,

В родстве с гармонией суровой Я властвую над красотой.


Мой труд сейчас под стать вершинам И каждый цвет подвластен мне,

И лучезарная картина

На скальной высится стене!


Мой зритель должен восхититься Дворцами снежными богов,

Куда не долетают птицы

С земных зелёных берегов.


Но чувствую, как власть чужая

Крадётся в мой воздушный дом, И незаметно тьма ночная

Меня заносит ясным днём.


И над крутым обрывом бездны Сижу, ослепший, на снегу.

Творить молитву бесполезно, На всякий случай - не могу.


Товарищи придут не скоро - У них вершина впереди,


Огонь победы над которой Горит у каждого в груди.


А мне спускаться вниз, в долину, В глазах испытывая боль,

И будет сниться мне вершина И горький спор с самим собой.


Ладонями следов касаясь, Сползаю с глянцевых снегов, За белую наказан зависть

К никчемной вечности богов.


Я за свою судьбу в ответе,

Как всякий сильный человек.

Но смертью, рыскавшей по свету, Отмечен мой короткий век.


Но месть богов меня не тронет:

Увижу солнце им назло, И до последнего патрона

Считай, что дело не дошло!


Табошар, 1982

Исповедь наркомана

Жестоко давит сердце синь

И даль тревожит легкой болью; Я здесь, среди седых вершин, Свою испытываю волю.


Свергаю скалы, как Антей, И останавливаю реки, Бушует в ярости моей

Неукротимость человека!


Я зол и весел, как гроза - Рукою трогаю вершины; Вбираю в узкие глаза

Безбрежние разливы сини...


И след моих тяжелых рук

Здесь сохранит ребристый камень; Я здесь трудился на ветру

И плакал вместе с облаками,


И, опьянен свободой гор,

Способен разрушать и строить, Я малодушия позор

В потоках пенящихся смою!


И снова сяду у огня

С друзьями тихий, обновленный, Увижу мир в сиянье дня

Опять, как в юности - зеленым!


Саянская ГЭС, 1977

Перед грозой

Над крутизной гранитного утёса Стоял олень, вдыхая свежесть гор... И грянул гром за молнией раскосой, И душный ветер хлынул на простор.


Олень стоял, как прежде, недвижим, Достоинством свободы переполнен, И лишь рога покрылись золотым

Тревожным светом пролетевшей молнии.


Запомню в этом образе простом Прекрасное законченности строгой - Так ясно было выражено в нём

Спокойствие с готовностью к тревоге.


1945

Соболь

Солнечный круг на ярком снегу И соболя синий след.

Сердце звенит и поёт на бегу, Тишина стучится в ответ.


Обрыв следов - и теснит тоска, Одышка и боль в груди…

В провалах теней зверька отыскать, Что иголку в стоге найти!


Лишь миг уловить, чтоб взять на прицел Его золотистый глазок,

Но он угадал и скрыться успел, Осыпав слюдою прыжок.


И снова сверкнул чернобурой спиной Холодным огнем с вышины,

Рассыпав колючий холод и зной В игольчатом блеске сосны.


Снова погоня, и важный момент Упущен мною не раз…

Становится синим охотничий день, Строгим, словно алмаз.


Под вечер зверек ускользнул в бурелом, Но утром он выйдет опять,

И ночь я промерзну, чтоб снова потом Погоню с рассветом начать.


Вот где охоты открытый урок На выдержку и ремесло…

И палец сжигает морозом курок, Угасла луна, как назло!


Себе я прощу оплошность свою И тихо дождусь утра,

А соболя завтра, пожалуй, убью За неудачу вчера.


Южно-Енисейск, 1945 г.

* * *
Старались когда-нибудь вы уловить, Как возникает начало любви?

Не той, что слезою теплится в альбомах И джаз заливает в вальсах-бостонах,

А той, что приходит тайком на заре, И день начинает стихами гореть...


Этой любви первородная сила,

Кого незаметно хоть раз посетила, Тот будет ночами вставать и грустить, Что это начало не может найти...


Порою мне кажется, в детстве недлинном Оно трепетало крылом лебединым...


Грелось на сердце в глубоком углу, Где притаилось, понять не могу.


Может быть, в первом побеге из дому

К крылатым фрегатам в морях незнакомых, К светлым озерам скалистых стран,

Где одинокий бродил Могикан,


Может быть в сказке, где терем еловый, Месяц печальный окраски багровой Светит в березках на том берегу...

Где затерялось - найти не могу!


Кажется, близко, в песне не спетой Это начало качается где-то.

Только стараюсь на сердце принять, В дальние дали уходит опять!


Вот я скитаюсь в поисках странных,

В слов бесконечных звездных туманах След его вижу на звездном лугу,

Следом иду и найти не могу.


Оно затерялось в сибирской долине Узкой и длинной тропой соболиной, В сладкой гари кедровых костров Тонкой таежной тоской комаров.


Может быть, в Омске, на пестром базаре, В пыльных степей золотистом загаре, Или в Балхаша белесых песках,

В синих алтайских нагорных лесах...


А может, и нету начала такого, Напрасно ищу его снова и снова, Словно жемчужину цвета морского, Точно бессмертное жгучее слово...


Может, то галки на ветках качались, Нотами новых стихов показались... Песня не спетая мне навевала

Любовь без конца и любовь без начала…


Знаю, что поиску кончиться нечем, Буду я вечно искателем вечным,


Землю напрасно сто раз обойду, Может, в сто первый начало найду!

Вечер на Осиновском пороге

На гигантской гравюре - раздолье реки И резные с просветами сосны,

Отделяет серебряный пояс тайги Отраженье от россыпи звездной.


В гармонии строгой скупые цвета - Бледно-желтый, черный и синий,

Лишь у самой скалы закипает вода, Нарушая отчетливость линий.


Где я раньше такую картину видал? Только что-то сейчас не хватает…

На скале должен быть разноцветный сигнал И цепочка огней золотая…


Под обрывом звенит и клокочет вода И мне видится в синем пространстве:


От колючей низовки поют провода, Уходящие в горы от станции.


Над рекою, где призрачный Млечный мост Полукружьем венчает картину,

Должен встать в исполинский стремительный рост Нержавеющий остов плотины.


Здесь у дикой реки я на звездном посту Утверждаю полет созидания.

Я строитель, и верю в большую мечту И железную волю желания!


1946

Made on
Tilda